СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ НИКОЛАЯ НИКОЛАЕВИЧА КУРГАНА
Лейтенант Коля Курган появился в первом экипаже крейсера и сразу для всех стал своим, особенно не только по причине того, что он был назначен офицером «по всему» снабжению, но и потому, что он излучал позитив и простой белорусский юмор. Общаться и служить и стоять в одном строю рядом с ним было в удовольствие. Он даже к каждому по особенному обращался: ко мне – «Сергуня», к Темченко – «.. скумен бак ту-ю», к Каширину – «наш ученый», а к командиру – «товкомандир», а за глаза только «Директор».
Моряки службы снабжения были в основном из братских республик, и он к ним нашел подход и ко всем обращался по-своему и на их языке. Перед переездом экипажа в Ленинград нас посадили на оргпериод. Мы лежали на двухъярусных койках в «учебке» Североморска и предвкушали все изменения, которые будут. Не спал только Коля Курган. Он получил столько офицерского сукна на пошив формы, что бывалые снабженцы ему сказали: «Тебя, Коленька, посадят!». И правильно сделал Курган: мы – первые офицеры экипажа атомного крейсера – всегда носили потом пошитое с шиком обмундирование.
Помню, как он принес и показал новую фуражку нашего командира, сшитую «на заказ» мастером из «Голландии» на площади Труда в Ленинграде. Это было произведением военно-морского искусства. В ней Александр Сергеевич на всех фото с Главкомами, министрами, Главным конструктором крейсера, и со всеми нами в строю. По боевому расписанию в море Коля стоял на ручках основного машинного телеграфа и задавал ход крейсеру.
Летом 1980 мы проходили государственные испытания на крейсере от Кронштадта, Хара-Лахты, Балтийска, совершили переход в Североморск через Балтийские проливы.
На корабле скопились все лучшие из СССР: конструкторы, сдаточная команда Балтийского завода, военпреды, штабы ВМФ, полный состав экипажа.
Да и кто их считал тогда. А Коля Курган считал и всех кормил, причем в 3 смены. Как это попадало на борт, и еще в таком количестве, знал только Курган.
Слава ему и благодарность. Ведь у нас, новоиспеченных атомщиков, были свои нормы и «шило» было только питьевое. И все были довольны.
Доппаёк расходился по ночам для личного состава по шхерам, для остальных – по каютам. Даже вобла была в больших запаянных банках.
Как то ночью один Иван Мухамедович из службы снабжения нес килограммовую запаянную банку с воблой из пункта «А» в пункт «Б».
Путь он самонадеянно выбрал через командирский коридор. Александр Сергеевич вышел и увидел, дальше был диалог:
– Моряк стой! Что несешь?
– Краску.
– Какую еще краску!?
– Беллий.
И получил 10 суток ареста. Коля Курган и большая делегация потом его отмазывала перед командиром, который возмущенно рассказывал, сколько тонн такой воблы он съел на предыдущих боевых службах.
Но моряк из СС, воспитанный Колей, никого как партизан не выдал, как и место закладки краски Беллий.
Когда крейсер встал на рейд Североморска, старший лейтенант Н. Курган утопил спирт.
Целую бочку из партии тонна литров ректификата в месяц. Утопил при погрузке между баркасом и проставкой седьмого причала.
Но бочка всплыла. Коля сразу взялся руководить представителями промышленности по назначению.
Мы томительно ждали развязки на рейде. Бочку выловили в пять секунд. Причем голыми руками.
Пришлось потом, рассчитывался в объеме договоренности, на законный откат.
На первую боевую службу Курган не пошел, был у него тяжелый диагноз для клиники Бурденко. Мы его проводили и думали, что он не вернется. Но он справился и хоть не надолго, но вернулся. И опять был со всеми нами в одном строю и опять улыбался, кормил экипаж, министров, главкомов и всех проверяющих. Когда Александр Сергеевич Ковальчук стал начальником училища Фрунзе, своим замом по МТО в тяжелые девяностые он назначил Кургана. И никого другого.
На встречах в апреле на Пискарёвском мы все приветствовали друг друга, жали руки, а нашего Коленьку Кургана всем хотелось обнять. После окончания службы он опять всех устраивал в своей гостинице на Крестовском и помогал. На пенсии он просто жил: любил семью, ездил на своей «ауди», «воспитывал» внучку. Когда хоронили нашего командира, я вез Колю в своей машине до самой могилы на Южном кладбище – он уже плохо ходил сам.
Мы попрощались после поминок. И он сказал свою коронную фразу:
« …вторая молодость приходит к тому, кто первую сберег»
Я не знал, что вижу Колю Кургана последний раз. 25 мая 2018 его не стало.
Мы проводили его в главном соборе Кронштадта. Под звуки салюта Н.Н. Курган был похоронен на высоком песчаном кургане Кузьмоловского кладбища.
С ним пришли проститься все, кто с ним служил, кто жил рядом, даже те, кто его когда-то оперировал.
Мы – это все те, кто его любили и дружили с ним. Земля ему пухом.
Сергей Соболев, офицер БЧ-5
Коля был очень светлый человек, сейчас я не могу себе представить его лицо грустным или злобном, он всегда светился, излучая доброжелательность и оптимизм.
Помню, как-то раз я вернулся из отпуска летом; корабль был в море, дом наш кировский был пустой, но на своё счастье я встретил Николаича, он тоже только вернулся. Жён как обычно летом не было.
И засели мы с Колей у него дома «чайку» попить. Когда мы дошли до нужной кондиции, Коля открыл книгу, которую перечитывал в очередной раз, и начал зачитывать отдельные абзацы.
Это был «Золотой теленок и 12 стульев». Как мы ржали, я так больше никогда не смеялся, хотя сам читал это уже не раз. Но как это преподносил он, с какой интонацией плюс то, что он сам очень похож на Шуру Балаганова – было необыкновенно.
Еще мы с ним попали в летучий отряд, засланный в Питер для подготовки казармы к заселению экипажа, Коля проявил себя в непростой обстановке как настоящий строевой офицер и организатор, что помогло нам справиться с поставленной задачей. Несмотря на то, что он был весёлым и легким человеком, когда было необходимо, легко мог поставить на место любого, и его невозможно было ослушаться.
Именно с лёгкой руки Николая Александра Сергеевича Ковальчука сначала звал «Директор» узкий круг офицеров; потом это прозвище распространилось из БКК в МКК, а затем и весь экипаж это усвоил.
При подведении итогов перехода с Балтики на Север, где были затронуты и вопросы взаимодействия с представителями промышленности, Александр Сергеевич с весёлым и добродушным смехом заявил:
«Вы не очень на промышленность давите. Учтите, что я не только командир корабля, но еще сдаточный капитан. Или, как заметил товарищ Курган, Директор. Так, Николай Николаевич?» Все легли от хохота.
Мне довелось побывать у Коли дома на его Родине в Белоруссии. Познакомился с мамой, братом и много еще с кем – какие это замечательные люди, это про них сказано, что на таких земля держится.
Александр Темченко, офицер БЧ-7
В конце ноября 1983 года иду куда-то по коридору, а навстречу мне АСК. Встал к переборке, а он мне: «За мной». Ну, думаю, старпом стуканул…
А дело в том, что несколько дней назад до этого я средь бела дня, бросив подготовку матчасти к боевой службе на надёжные плечи Михаила Парталы, пошел в душ №8 коридора №26, где располагалась каюта сравнительно недавно назначенного ПКС, а до этого с 1977 года офицера по снабжению – Коли Кургана.
По обыкновению я пошел в душ в своем махровом халате бордового цвета. Помывшись, зашёл на стаканчик минералки к Коле. Сидим, болтаем и тут заходит … старпом С. Лебедев.
Наверное, он получил более шокирующее впечатление от меня, сидящего в халате в разгар рабочего времени, чем я от вида старпома, всего год назад вступившего в должность.
…Зашли в каюту командира; АСК закрыл дверь, что меня просто поразило, ибо такого, чтоб меня «драли» при закрытой двери, я ранее не замечал.
А когда АСК спросил меня: «Как идет подготовка к боевой службе?», тут я вообще пал духом, но бодро отвечаю, что, мол, всё замечательно – к боевой службе, устранив некоторые мелкие замечания, группа готова.
И тут он меня спрашивает в упор: могу ли я на недельку съездить в Москву для сопровождения Коли Кургана в госпиталь имени Бурденко – тому необходима срочная операция.
Если пожелаю, могу с собой взять жену. Ни минуты не думая, я согласился. Обговорив какие-то детали, АСК меня отпустил. Пошел к комдиву С. Смирницкому – так, мол, и так – еду в командировку. «А Трегубов в курсе?» - «Нет – отвечаю – сам об этом узнал 5 минут назад». Пошел к Мише Партале: давай, рули – через неделю вернусь.
Справедливо рассудив, что надо зайти к Кургану, с удивлением узнал, что того на корабле нет – в госпитале. (Это я к тому, что как хорошо служить в большом экипаже – неделю можно не видеть сослуживцев). Тогда пошел к Грише Трифонько – они с Курганом поддерживали теплые отношения, братаны-беларусы. Тот меня просветил ещё дополнительно – о чем я вообще понятия не имел.
А стояли мы в то время на рейде… Я вышел к ПСК, а перед ним пришел РК, на котором прибыл штаб эскадры, в том числе флагманский специалист РЭБ эскадры.
Увидев меня готовым уйти с корабля, тот начал чем-то меня напрягать, но я грамотно перевел стрелки на АСК и ушёл.
Сразу поехал в Мурманск, взял 3 билета. Вечером пришли к нам домой Люба Курган и Лида Попова, супруга В.Н. Попова.
Снова обговаривали детали поездки, пятое-десятое… Диагноз они знали, но почему-то были абсолютно уверены, что самого Колю держат в неведении, и просили меня ему об этом не говорить.
Лидия Ильинична передала мне номер телефона, по которому я должен был позвонить знакомому В.Н.Попова, служащему именно в этом госпитале, чтобы тот нас принял и т.д.
Утром из госпиталя пришел Коля. Мы с ним выпили, поговорили. Не помню, что он сам говорил конкретно о своей болячке. По-моему, звучала фраза об обследовании.
В Москве нас встречал ещё один знакомый В.Н.Попова, у которого должен был остановиться Коля, а мы с женой уехали к её родственнице. Почему-то все медицинские документы Коли были у меня на руках
На следующий день встретились у КПП госпиталя им. Бурденко.
Стали звонить знакомому В.Н. Как это обычно принято, утром все были на различного рода «пятиминутках» и застать кого-либо на рабочем месте было не реально. Прошло минут 30, меня гоняли с одного номера на другой. Наконец, Коле это надоело, и он сказал: «Да пошли в приёмный покой, авось, помогут». Решение было принято в течение 2-х минут, когда дежурный врач пролистал медкнижку: «У Вас же есть направление, так чего Вы мудрите?! Оформляйтесь.»
Воодушевленный высоким доверием Командира, оформлял Колю в «приемном покое» я. Внутрь госпиталя я не заходил, обещав прийти завтра. Коля был абсолютно уверен, что ко времени выхода на БС он вернется в свою каюту.
В газетном киоске я увидел «Красную звезду» с нашим кораблем – это было Обращение экипажа крейсера с вызовом крейсера «Слава» на соцсоревнование в масштабе ВМФ. Дата – 29 ноября 1983 года.
И купил я сразу несколько экземпляров. Одну газету на следующий день я отдал Кургану, чтоб поддержать морально, т.к. состояние его было подавленное, что сразу мне бросилось в глаза.
Палата по тем меркам была отличная, 2-х местная, с отдельным туалетом и душем. Ну а чем я ещё мог ему помочь?
На том мы и расстались…
Вернувшись в Североморск, сразу пошел на корабль – доложил Командиру. Он меня отпустил до утра. Утром пошел на крейсер. На боевую службу мы ушли без своего ПКС. А вернувшись, узнали, что Коли всё еще нет в Североморске.
Николай сильно переживал, что был списан с плавсостава. Собственно, это его тяготило гораздо больше, чем собственное здоровье. Он не мыслил себя вне корабельной службы.
Я был на больничном, когда сосед по площадке мне передал приказание командира С.В.Лебедева: «Доставить Пономарева к 09.00 на корабль живым или …, но лучше живым». Я догадался, что будут вручать погоны «капитаны 3 ранга».
А у меня в запасе нет ни погон, ни галуна, ибо не надо торопить события – плохой признак.
Спустился к Коле Кургану, благо жили «кировчане» в одном доме, а с Николаем – в одном подъезде. Ну…Сразу «по чуть-чуть», потом еще раз, затем уже чуть больше…В общем, галун занесла вечером Люба Курган.
В декабре 2010 года я жил в той самой гостинице для иностранных военнослужащих, которой командовал Коля.
Был принят по высшему разряду! После ресторана Коля с Любой доставили меня на место на служебной «Волге».
Водитель – мичман пошел со мной. Я говорю: не надо, чего там идти – пара десятков метров.
Мичман ответил: «Не положено. Николай Николаевич распорядился доставить до номера».
Коля был обязательным человеком. У нас дни рождения идут с разницей в 3 дня, у него раньше. Я звоню, поздравляю. Общаемся минут 25-30. В конце разговора я всегда говорил: «Николай Николаевич, ты мне не звони, не поздравляй. Все уже обговорили». Он отвечал: «Конечно, братан», и все равно звонил. Вот такая у нас с ним была традиция.
А гудок на телефоне была трек «Там, за туманами…»
И в апреле этого года (2018-го) всё повторилось вновь, но уже в последний раз…
Борис Пономарев, офицер БЧ-7